Спектакль поставлен по одноимённой пьесе писательницы Керен Климовски. Сюжет до боли знаком, как минимум, половине населения страны (по статистике, в России из 10 браков распадается 7).
На мой взгляд, «Мой папа — Питер Пен» — гениальная постановка. Я знала Евгения Цапаева как замечательного актёра, теперь он предстал в ином свете — вдумчивым режиссёром-постановщиком спектакля на очень глубокую серьёзную тему. Он очень ярко прочувствовал и передал актёрам (а те — зрителям) смесь горечи и вины, которые испытывает повзрослевший Даня… Спектакль словно пробирается тебе под кожу, проникает глубоко в сердце, в самые потаённые его части. Остаётся ощущение, что твои внутренности вырвали, перемололи и запихнули обратно, кое-как сшив края белыми нитками. Без анестезии. Сильно, ярко, больно. Потрясающе.
«Когда улетает папа». Фраза одного из столичных театральных критиков очень точно и ёмко описывает ситуацию, в которой оказался рассказчик. Ощущение беспомощности, безысходности: нарушена базовая безопасность мира, которую олицетворяют родители. Что, в сущности, может сделать ребёнок в подобной ситуации? Детское сознание устроено иначе, ему обязательно нужно найти виноватых. Мама и папа априори воспринимаются им как «неприкосновенно хорошие». В подобных ситуациях дети часто начинают винить себя. «Я недостаточно хороший, я расстроил папу, он ушёл из-за меня». Формулировки могут быть другими, мысли, возможно, не обретут словесную оболочку и затаятся в таких глубинах подсознания, что травмированный человек не сможет их осознать. Тем не менее, с возрастом приходит понимание — мне что-то доставляет дискомфорт. Начинается рефлексия. Именно таким представлен Даня, герой спектакля: вспоминающим, анализирующим, страдающим… Ему больно, но эта боль — шаг к исцелению.
Герои, декорации и сама жизнь на сцене — максимально настоящие. Уставшая мама, инфантильный отец и ребёнок, который просто хочет быть ребёнком. Даже потрёпанный скрипучий диван, кажется, скопировали с того, что стоял в любой старой квартире. На фоне тёплого света и уютной цветовой гаммы разворачивается трагедия. Трагедия в отдельно взятом мирке, локальная, но такая значимая и болезненно-знакомая для всех, побывавших когда-то в похожей жизненной ситуации.
На сцене — всего четыре актёра. Владимира Петрик, молодая красивая актриса полностью перевоплотилась в потухшую безжизненную Аню, «повзрослевшую Венди». Её роль очень сложная — мама находится на сцене не всё время, ей нужно выйти на несколько минут, отыграть и уйти до следующего эпизода, сохранив необходимое настроение. И она это делает. Выкладывается на все 150 процентов, демонстрирует полный спектр чувств и эмоций своей героини. Актёры «срастаются» со своими персонажами, действительно проживая их жизнь. Вот на сцене чудаковатый папа рассказчика, Петя. Взрослый мальчик, который так отчаянно не хотел брать на себя ответственность, прошёл путь полного морального и физического уничтожения. От мелкой лжи, через ссоры с женой, пьянство, арест и предательство к самому жестокому, кощунственному поступку — самоубийству на глазах у сына. Всего парой фраз Петя перекинул на восьмилетнего ребёнка ответственность за свою смерть. Самого Даню, рассказчика, играет Александр Палеха. В нём гармонично сплелись два таких разных образа: сломанный травмированный взрослый и открытый миру любознательный мальчик. Казалось, что он не просто играет, а ведёт беседу с твоим внутренним ребёнком на каком-то более высоком, чувственном уровне. На протяжении всего спектакля рядом с Даней находится девушка. Почти не говорящий, но ключевой персонаж. Она слушает, поддерживает, успокаивает и убаюкивает его. Она — воплощение надежды, элемент, связывающий Даню с реальностью. Его «Венди».
Музыкальное сопровождение — отдельная тема. Действие начинается с композиции «Numb» известной американской группы Linkin Park, сыгранной на гитаре прямо на сцене. Песня красной нитью проходит через весь спектакль: «Numb» в оригинальной версии, «Numb» на пианино, «Numb» на гитаре… Тихая и громкая, она сопровождает героя во время всего его рассказа о детстве, отражает внутреннее состояние и поддерживает в особенно тяжёлые времена. Она служит не просто проводником эмоций, но и болеутоляющим. В один из моментов мальчик её не просто поёт — кричит. Пронзительно, до мурашек.
Для меня получившийся спектакль — настоящее откровение. Сама тема, игра актёров и музыка, которая действительно к месту. Это, от начала и до конца — абсолютный триггер для психики, перенёсшей травму. По внешнему виду зрителей, выходивших из зала, можно было легко угадать, есть ли у человека что-то подобное. То тут, то там слышалось «я проплакала часть спектакля», «а я — весь!» Красные глаза, хлюпающие носы… зато — какой катарсис! Были и зрители, ворчливо говорившие, что «ничего не понял, вообще не понравилось». За них можно только порадоваться. Значит, тяжёлое детство, предательство близких и несправедливость обошли их стороной — только прожив похожий опыт, можно в полной мере проникнуться спектаклем.
Единственное, что расстроило — некоторые саровчане невнимательно прочитали аннотацию и привели на постановку маленьких детей, невзирая на маркировку «16+». В момент прыжка Пети я услышала с задних рядов тоненький детский голосок: «Он улетел, да?» Да-да, малышка — улетел.
Мария Епифанова
г. «Городской курьер», 2022 г., № 9 от 2 марта